Архивный форум. http://boston.rolebb.com/ - вам сюда

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.



Пристань

Сообщений 21 страница 33 из 33

21

Yvonne Kłos
Dominic Young

Нет, ну вы посмотрите на это скопление народа. Так и хотелось громко кричать и топнуть  ножкой, но тогда она сломает  шпильку и придется прихрамывать всю  дорогу, и выглядеть она будет  не совсем солидно.
Дышим ровно, пытаясь привести себя в чувство аутотренингом «все будет  хорошо», еще  несколько номеров и в отпуск, последнее очень подстегивало к работе. Девушка  даже  подпрыгнула на месте, и осмотрелась, выискивая  новую  жертву для статьи.
Досадно! Никого подходящего, на  глаза  не попадались морские волки, в основном какие то морские котики, едва- едва  нюхавшие воду, но уже кого то строившие из себя. Керри готова была расплакаться, наверное, если бы  не сознание того, что журналисту  это не положено, а полицейскому тем более, если конечно  он не работает в службе доверия.
Пристань была переполнена, а вот поговорить было не с кем. Девушка выловила  еще одно движение в стороне, кажется участвовать сегодня смогут все желающие, а  значит в топку  спортсменов, пусть  делятся  эмоциями те, кто первый  раз  штурвал в руки возьмут.
- Минуточку!- протянула Райт  своим  голоском, стараясь  не испугать  девушек, которые возможно могли быть  добровольными участницами  регаты,- Участвуете  или болеете?- журналистка с  готовностью уже  махает  микрофоном от одной девушки к  другой, надеясь услышать  хотя бы  одно слово, что бы  зацепиться и  продолжить.
Ну, скажите, что ни будь! Внутренний голос  буквально  молится на очередную сенсацию, что бы редактор погладил по головке, выпустил в  номер и отпустил в отпуск хотя бы на неделю, тогда может и она покатается на яхте, но за пределами Бостона, отдыхать нужно в Турции – беречь природу мать нашу.
Ожидание  обычно  хуже всего, а еще  бы  люди не толкались, было бы совсем  хорошо, а то она держит микрофон и сумочку, а сзади постоянно кто т о тыкает локтем в бок,  от чего ее рука  уходит то почти к  лицо  девушкам, то наоборот пропадает вдалеке. Ну, что  за  праздник такой!
День конечно удался  на славу, но для тех кто отдыхает сегодня, а  не работает, может стоило попроситься  освещать шоу? Но там  беготни будет еще  больше, так что  лучше потолкаться  здесь, подышать немного  влажным воздухом, и получить несколько  интервью.
- Яхта ваша? -  взгляд куда то назад, - Или вы с  парнями за компанию, просто  покататься?

+3

22

Ещё до того, как чудная парочка успела слинять от безобразия, разворачивающегося за спиной, на палубу своего корытца, их сумел отловить микрофон с прилагающейся к нему женщиной. И никак не наоборот, поскольку в этом разговоре именно микрофона было больше, чем репортёра. Ив, нервная система которой всё ещё в хаосе металась в хитросплетениях собственной истерики, в очередной раз окопалась на месте, едва ли не по стойке "Смирно!", и подобно загипнотизированному удавом кролику двигала носом следом за шишковатым отростком на руке девушки. Звуковые сигналы при этом всём старательно игнорировали предназначенное для них направление через уши в мозг, поэтому оставалось только гадать, издаёт ли мадам хоть какие-то слова или же просто шевелит губами.
     Так или иначе, но настрой журналистки казался каким-то боевым. Сверхбоевым. Думалось, направь его в нужное русло, и она морду горячо любимого Обамы на Горе Рашмор в миг сообразит. Но нет. Красотка продолжала упрямо тыкать то в Янг, то в Клос своим магическим жезлом, требуя у них ответа. Ответа? Какого ответа? На что ответа?! Патолог умоляюще глянула на свою подругу, но та огорошила подкатившую персону красноречивостью своего игнора. Напялила, значит, фейс из арсенала "Ничего не знаю, ничего не вижу, ничего не слышу" и затем стремительно умчалась к швертботу. Оставив Ивонн один на один с этим новым врагом. Свою милую болтушку Ивонн...
     - Дааааа, - протянула Клос. Не известно, почему, но она решила, что всенепременно должна согласиться. С чем бы то ни было. - Участвуем. Сами. Впервые. - Совершенно испуганный и потерянный взгляд Ив в глаза репортёра подвёл фактический итог этой беседе. - И нам пора. - Хлоп-хлоп глазками, топ-топ ножками следом за неумолимой силой тяги Янг.

     Теперь можно вернуться к тому прекрасному моменту, когда причал остался позади и все участники приготовились к непосредственному старту регаты. Который и был дан - в срок. Без каких-либо опозданий. Минута в минутку, секунда в секундочку - и вся эта масса крылатых повелителей морей и океанов двинулась прочь из бухты, прямиком в Массачусетский залив. Не смотря на то, что рот у Янг не закрывался ни на мгновение, она всё же сумела не прохлопать благополучно начало гонки, поэтому "Виктория" начала своё движение гордо, наравне с прочими судами, что были её сегодняшними соперниками. В принципе, Ив сразу отмела возможность выигрыша, поскольку их небольшой швертбот объективно уступал в быстроходности некоторым отдельным представителям семейства яхтовых, которые, кстати, с первых минут регаты вырвались в лидеры. Однако ж, при умелом обращении с рулём (с которого Янг так настойчиво просила её снять) и парусами, можно было рассчитывать хотя бы не на последнее место.
     Погода в общем и целом благоприятствовала удачному надводному пробегу. Поначалу так точно. Поэтому щебетание Доминик, которое по её же принуждению прерывалось периодическим клосовским "ага", "омг", "кхе" или любым другим подходящим к ситуации междометием, не создавало особых помех. К тому же, рулила барышня сносно. Всё несколько изменилось, когда яхта покинула залив. Течение сразу же усилилось, равно как и ветер, с новой силой ударивший в паруса. "Виктория" от такого грубого обращения обомлела и чуть было не упала в обморок, изрядно накренившись на правую сторону. Так что Ив пришлось быстро пролезть под гиком и усесться на противоположный борт. Это помогло, однако крен оставался неслабый, что заставило девушку подняться на ноги и перевалиться за борт большей частью своего тельца. Сильный ветер, крепко натягивавший паруса, держал в напряжении и шкоты, поэтому ей удавалось держаться в таком достаточно шатком положении. Впрочем, сей момент "репетировался" на пробных заездах с инструктором, а по сему Клос не сильно переживала.
     И надо же было в этот момент Грим ляпнуть: "О, дельфины". О чём она думала в этот момент? О том, что Ник спокойно кивнёт головой, но останется при этом держать курс, чуть выглядывая из-за борта, чтобы посмотреть на блестящие спины разумных морских существ?.. Ага... Детородный орган там плавал...
     Всё остальное произошло достаточно быстро. Так быстро, что Ив не сразу поняла, что вообще случилось. Янг, едва услышав про соседство обитателей морских глубин, подскочила с места с энергичным выкриком "ГДЕ?!", при этом грациозно бедром задела румпель, который руки уже не держали. Яхту мотнуло в сторону, напряжение в канатах ослабло и прежде, чем Ивонн успела просто выпасть их лона доброй "Виктории", её лицо встретилось с наполненным любовью поцелуем в исполнении мчащегося на всех парах навстречу гиком. Кто не понял - это такая металлическая горизонтальная палка, ныне исполнившая танец страсти с клосовским хлебалом. И вот Грим, раскинув в стороны руки, ловит взглядом звёздочки, провожает плавно покидающий её голову рассудок и спиной улетает в воду...
     Шлёп, бульк и тело плавно погружается. Хотя, по идее, должно стремиться наверх, но нет. Жилет, что, чисто теоретически, должен спасать утопающего, находится в сдутом состоянии, тем самым усугубляя положение дел. Одежды, вроде как, немного, но сейчас она кажется совершенно тяжёлой. Особенно кеды - прямо как цементный башмачок в подарок от итальянской мафии. Физика, сволочь, ты почему не работаешь так, как надо, когда это от тебя требуется?
     Удар в голову получился каким-то излишне чувствительным. Ивонн едва осознавала, что происходит, почему это так странно над её головой мелькает тусклый свет и движутся ленивые тени. Девушка не дышала, но перед открытыми глазами вдруг появилось тёмное пятно бардового цвета. Кровь - её патолог опознает всегда и везде. Только, откуда она сочится и почему это так странно себя ведёт, не капая вниз и не пачкая руки, вот это вопрос интересный и занимательный. Наступает тот самый момент, когда до Клос доходит, что она медленно, но верно погружается на дно. Буквально - и никаких вам признаков маргинализации.
     "Интересно, а акулы рядом есть?" - поинтересовалась, очевидно, у местного лешего Грим, заодно вспоминая, что одну каплю крови эта милая рыбина способна учуять на расстоянии в пять сотен метров. А тут уже явно не одна капля... Следом за этой мыслью в мерцающем сознании стали возникать другие, более приземлённые и даже, наверное, обыденные. Для начала - никакого желания вот так глупо помереть. Совершенно. Получить балкой по лицу и утонуть. В День Независимости обожаемой страны. Тогда как хотелось всегда, чтобы на надгробии красовались какие-нибудь ровные для счёта циферки. Например, 1985-2015. Превосходно. И осталось-то всего каких-то три годика, но нет же, надо всё испортить. Молодец, Клос!.. Затем Грим переключилась на понимание того, что похороны её вышли бы крайне скромными. Она, кажется, не успела оставить завещания, где надо было указать, чтобы органы, которые ещё пригодны для использования, отдали на пересадку, а остатки от туши кремировали. Прах. Ну, прах можно развеять. Здесь, над заливом. Как символично... Но теперь неизвестно, что станет с её отёкшим обезображенным трупиком. Вскроют, зашьют, в гробик уложат, закопают. И даже поплакать будет некому. Родных нет, друзей особо тоже... Только, вот...
     БАБАХ!!!
     "Янг!" - резкая мысль в сознании, которое немедленно вернуло себя на место, прогоняя парад планет, гордо шествующий перед глазами. Разумеется, у неё есть Янг. Маленькая засранка, от которой столько шума, суеты, беготни, хаоса, что порой Ив чувствует острую необходимость стать страусом и спрятать голову ... куда-нибудь, хоть в холодильник. Элемент энтропии в упорядоченности скромной жизни Клос, но... но ведь она её, клосовская засранка! И она, наверное, будет тосковать, если новоявленная её девушка вот так ненароком утопится. Плакать, наверное, будет, кладя в гробик Ив... какой цветочек? Сборник судоку, чтобы порешать на досуге. Хотя не это главное - чего-чего, а заставлять Мини плакать Клос никак не хотела. Да и вообще у неё ещё к этой персоне столько невысказанных желаний и претензий, что, пожалуй, стоит немного потрепыхаться и побороться за своё жалкое существование.
     Ручки и ножки начинают шевелиться, когда голова, наконец, приходит к окончательному железобетонному решению выжить, но лёгкие порывом выпускают из себя последний кислород, весёлыми пузырьками тут же умчавшийся на поверхность. А вот тут, физика, ты решила заработать. И где, спрашивается, справедливость?.. Но в поисках справедливости сознание забывает об элементарной физиологии. Диафрагма сокращается - и щедрая порция воды проникает через нос прямиком в лёгкие. Первая естественная реакция - глотнуть воздуха ртом, и очередная ошибка. Сумев, всё же, успокоиться, Грим захлопнула пасть и принялась грести на свет. Рассудок ввязался в очередную борьбу за свою ясность, поскольку организм, потерявший доступ к жизненно важному кислороду, решил подать в отставку и попросту отключиться.
     Темнеет в глазах, конечности слабеют, продолжая жалко кривляться под водой, в барабанных перепонках гулко отдаётся угрюмое бубнение сердца, отчего-то странно напоминающее одно единственное имя, которое бесконечным повтором крутится в черепной коробке...

+2

23

Какие журналисты? Зачем журналисты? Они же форменное зло, да и... Янг их побаивается... или стесняется - четкого прилагательного тут не подобрать. Но это же Доминик, она привыкла бороться со своими страхами, верно? Ну а если не выходит, мы делаем вид... что нам-не-страшно! И предоставляем разбираться с этим Ивонн. А что? Ей полезно! Да-да.
Когда девушка-репортер нахально сунула этот фаллический символ с поролоновым презервативом Мини под нос, с ее губ чуть не сорвалось крайне скабрезное: "Простите, я не по этому делу". Девушка жутко округлила глаза, удивившись своему ментальному хамству и уровню .... быдла в крови? И Откуда только что берется, расскажите ка, а? Что в ней поменялось за это время, и почему? Клос тут точно не при чем - она же ромашечка; а вот Янг... скрытые потенциалы мрачной душонки? Не иначе.
Натянув мордаху из серии "Я встретила свидетеля Иеговы, надо сделать вид, что я его не слышу, не вижу, олололо, пыщь-пыщь-пыщь, ай кэнт хир ю, лалалала!", Доминик продолжила путь к яхте (и не называйте Викторию иначе, она же обидится!), где удобно устроилась у руля. Именно это название позволит ей чуть позже орать Ивонн:
- Эйййй, боцман! Сними меня, сруля! Поняла? Уловила? Сруля - с_руля! Ахахахаха! - автору кажется, что это отравление кислородом, определенно. Ибо Янг сегодня была "чересчур" во всем, и пора было ее приструнить.. Ох, слова то "в руку".. да еще как..
А пока - она аплодирует Ивонн за виртуозный ответ репортерше, и, не удержавшись, показывает Кэрри.. язык. А вы что подумали, грудь ей что ли показывать? нененене, мы шалим, но не настолько.
Порция оваций для Ив прозвучала еще не раз: Мини шокированно наблюдала, как Клос вполне себе уверенно управлялась со всеми этими.. снастями? Как они, мать вашу, называются, ну?! Неважно. Ив знала, а это главное. Круто, когда есть на кого положиться, вот чесслово... Мини осталось только напялить спасательный жилет (в ее ситуации - очччень полезная штуковина), и сесть.. у руля. Срулем. Хах.

Дан старт, адреналин разливается по венам, лидеры сразу вырываются вперед, и Мини обидно: они же крутые, они же модные, и такие уникальные - виданое ли дело, команда из двух девушек на яхте. Виктории тоже обидно, она поскрипывает всем нутром, силясь нагнать конкурентов, и Дом ей отчаянно шепчет что-то из серии: - Ну-ну, миленькая, дава-а-а-й, поднатужься... уверенно и с гордостью вцепившись в руль, или как-там-эта-хрень-называется. Крутит головой, обозревая происходящее, и составляя схему - "кто где, и кого нам посчастливилось обогнать". Увы, последних все меньше и меньше, зато......
- ДЕЛЬФИНЫ-Ы-Ы-Ы-Ы-Ы! визжит Мини, сначала расслышав неуверенно ляпнутое Грим: - О. Дельфины. - и лишь потом осознав, кто именно померещился ее девушке за бортом. - Где? недоуменно протягивает Мини, срываясь срулем с руля, задевая все, что попадается ей на пути, и приваливаясь к одному из шатких бортов Викулечки-Виктории.

И вот. Пришел пиздец. Почти как слоган какого-то блокбастера. Доминик не знала, как называлась эта фигня, но эта отвратительная фигня СТУКНУЛА ИВОНН, И ТА ПОЛЕТЕЛА ЗА БОРТ! И кровь. Много крови. Доминик видит ее, когда перебегает к другому борту, надеясь увидеть там ухмыляющуюся Ив, которая лишь сделала вид, что ее сшибло, и что она сейчас покажет язык и они вместе посмеются, как она развела Янг. Но фиг вам: это не в стиле Клос. Она сейчас очень мило идет ко дну, оставив облачко своей крови, растворяющейся в воде порта. И вдруг становится очень страшно. Так страшно, что Дом не осознает, что делает, зная лишь, что ей надо.достать.Ив.
Девушка стаскивает спасательный жилет - с ним не нырнешь; делает глубокий вдох, и карабкается на борт. Еще один вдох, и она уже прыгает в воду, провожаемая жалобным скрипом Виктории. И страха нет больше. Есть только осознание воспоминания....
Доминик родилась и выросла в Порт-Анджелесе, городке в штате Вашингтон. Там очень каменистые берега, и к воде ее не пускала паникерша мать, хотя все друзья, повально, занимались своеобразным серфингом на берегах индейских резерваций. А ей было нельзя. И очень зря.
Доминик не умеет плавать. И, кажется, ситуация становится все интереснее....

+2

24

Скажи сейчас Ивонн кто-нибудь, что она ушла под воду меньше, чем на метр, она бы ни за что не поверила и решила, что над ней откровеннейшим образом издеваются. Да, конечно, смейтесь! Человек тут тонет, а вы ему говорите, что спасение совсем близко. Каких-то несчастных два гребка, и ты вот-вот окажешься в привычной кислородной среде, способный дышать и более или менее ясно соображать. Но для Клос картина выглядела не так. Совсем не так. Всё тело обуздала непонятная слабость, будто всё в нём - неродное. Руки и ноги были успешно ампутированы, так что теперь вместо них красовались механические протезы, что едва слушаются команд из мозга. Да и мозг, по сути, не её, не клосовский. Какой-то слишком тяжёлый и большой, не умещается в черепе. Давит изнутри во всех направлениях, грозясь вытечь через нос вместе с не останавливающейся кровью. Шевелиться - невозможно. Думать - тем более. Размытое пятно света, чисто теоретически называющееся "солнцем" медленно угасало, по мере того, как угасали и любые признаки активности в сознании Ивонн. Уже где-то на границе между сознанием и полнейшим беспамятством патолог разглядела в нескольких метрах от себя небольшой взрыв, сопровождающийся появлением в воде множества белых пузырьков. Что или кто это был, девушка так и не успела понять, потому что в ту же секунду организм предал своего обладателя и отправил сам себя на покой. Предположительно - вечный.

     Голова Ивонн всегда работала таким образом, что ей почти никогда не снились сны. Каждый раз, когда она засыпала, с ней не происходило ничего особенного. Она как робот выключалась - и включалась уже через несколько часов под безудержный рёв неогомонного будильника. Вкл-выкл - именно так работали извилины Клос ночами. Исключения составляли лишь периоды, когда девушка болела. Только если у неё поднималась высокая температура, подсознание начинало разогреваться и выдавать разного рода психоделические мотивы в духе пресловутых ходячих мертвецов и поющих в мюзиклах человеческих органах. Но польскольку болела девушка редко, то и созерцать подобные картины ей приходилось пару раз - от силы. Поэтому то, что творилось с ней сейчас, нельзя было назвать сном.
     Сама Грим сделала вывод о том, что сознание, пребывая в переходном состоянии от жизни к смерти, решило неким хитрым образом подвести итог 27 неполным годам существования Ивонн Клос. Нет, это не была унылая раскадровка с картинками а-ля "мой первый загаженный подгузник", "мой первый выпавший зуб", "мой первый домашний питомец", "моё первое убийство" и тому подобное. Нет, совершенно себе нет. То, чем вздумалось голове порадовать свою обладательницу, было скорее коллажем, где неказистым рисованным фигуркам в комических положениях и позах приклеили голову Ив, вырезанную из старых выцветших фотографий. Всё это шевелится угловато, словно кто-то дёргает невидимые ниточки, заставляя картинку приходить в движение. Коллаж, оживая, повествует о том, как Ив смотрит на белую полоску света, которая всё уменьшается и вовсе исчезает, сопровождаемая звуком захлопывающейся двери и проворачивающегося в замочной скважине ключа. Она осталась одна в тёмной комнате, где на стенах висят распятья, а с потолка на неё смотрит улыбающееся истощённое лицо Иисуса Христа. Девочка слышит тяжёлое шипящее дыхание за спиной, оборачивается и попадает прямиком в лапы страшного чудовища, вылезающего из шкуры человеческого существа как из вечернего смокинга. Чудище тянет к ней руки, но вот появляется рыцарь в доспехах и отрубает монстру голову. На юное создание фонтанами льётся чужая кровь, чёрная как древесная смола, но ей не страшно - она размазывает по лицу эту вязкую непонятную влагу и, улыбаясь, смотрит на своего спасителя. Он же поднимает забрало своего шлема... и в безмолвном крике маленькая Ивонн пытается выразить ужас происходящего - в доспехах... пусто.
     Псевдо-рыцарь рассыпается серебристой пылью, со стен падают кресты, Иисус плачет кровавыми, ярко-алыми слезами, которые падают сверху прямо на голову Ив, на её лицо и руки, протянутые в тупой от отчаяния просьбе о помощи. Что происходит? Она не может понять. Но эта её комнатка, обитель тишины и искусственного спокойствия начинает наполняться святой кровью, покуда Сын Божий рыдает всё сильнее и сильнее. Казалось, что выхода нет. Стены сужаются, тёплая жижа достигает уже голени, колен, доходит до бёдер. Клос с трудом подходит к стене, пытается нащупать дверь, стучит кулаками, кричит, хотя почему-то не слышит собственного голоса. Кровь уже достигает её груди, плеч, шеи, затрудняет движения, заливается в уши, в открытый рот, что жадно глотает остатки кислорода в этой маленькой тёмной камере, в нос, застилает глаза. По гортани распространяется солоноватый металлический привкус, Грим ощущает, как жидкость тягуче заливается внутрь, по трахее в бронхи и лёгкие. Но ничего не может с этим сделать. Глаза поначалу не видят ничего кроме бардовой пелены, но вскоре появляется странное свечение, вычерчивающее смутно знакомые черты лица - быстрый скетч простым карандашом на плотной бумаге. Листы начинают быстро растворяться, один за одним, и Клос понимает, что эти нарисованные губы молчаливо произносят её имя. В барабанные перепонки до сих пор отдаётся стук её собственного нарисованного сердца, но и он уже угасает, слабеет подобно птице, уставшей биться в своей клетке. Она понимает, что это конец, как вдруг над головой появляется быстро растущая полоса света - её почти не видно в этой густой массе эритроцитов. Клос же на уровне подсознания ощущает, как крепкие руки хватают её за плечи и вытягивают из этого омута.

     Бессознательный бред прекратился, когда из лёгких Ив с шумом, с болью, с невероятным натиском вырывалась гуща воды, которой девушка успешно наглоталась, пока изображала из себя булыжник. Что ж, получилось отлично, хоть Оскара вручай за лучшую роль второго плана. Кислород резко ударил в голову, подобно кувалде, в висках молотами билось нечто, что должно было быть пульсом. Всё ещё отплёвываясь от воды, Ивонн широко раскрытыми глазами смотрела, как с водой смешивается кровь, текущая из носа. Боли не чувствовалось. Пока. Чьи-то руки, сильно волосатые и достаточно грубые, резко перевернули тело недоутопленника, усаживая оное на дно катера. Спасатели, дежурившие на этой регате - вот, кто вытащил Клос из царства морского. И загробного заодно. Кажется, сегодня парни устроили акцию в честь праздника - воспользуйся одной услугой, вторую получишь бесплатно. Совершенно ошалевшим взором посмотрев на лицо создания, что сейчас настойчиво пихало что-то в разбитый нос Ивонн, девушка только забила руками. Он, кстати, что-то там её спрашивал. Кажется, про имя и количество пальцев, что витали в воздухе рядом с ватными тампонами, но всё это совершенно Клос не заботило. Она же помнила этот всплеск под водой.
     - Где, - быстро выглянула из-за плеча в попытке осмотреть всё пространство катера, - где Янг?
     - Сиди спокойно, вытаскивают твою подругу. Имя, ты можешь назвать мне своё имя?
     - Ивонн, - пара мужчин на глазах брюнетки вытащили тельце Доминик из воды и принялись совершать над ним все необходимые спасательные процедуры. - Аааау, - это её личный доктор добрался всё же до ноздрей, резко сунув в каждую по вате.
     - Похоже, нос у тебя сломан, но жить будешь, - с улыбкой, достойной рекламы "бледного мента" отрапортовал чувак с пляжей Малибу, но Грим упорно игнорировала все его слова и действия, поскольку, стиснув зубы, смотрела на процесс "откачки" Янг. Благо, ума хватило не лезть на рожон с криками "Я врач!" и пытаться произвести вскрытие на живую. Ну, хотелось бы верить, что на живую...

Отредактировано Yvonne Kłos (2012-08-24 03:55:44)

+2

25

Доминик очень любила воду. Могла часами плескаться в душе, могла нырять в ванной, как заправский тюлень, обожала дождь и прогулки по лужам, превращаясь в подобие мокрой грязной псины, улыбающейся хозяину из под спутавшейся шерсти, мол - ты же меня все равно любишь? Но сейчас... вода пугала её. Она буквально "напала" всей своей толщей, сдавливала, как обруч - свеже-соструганную винную бочку, и выталкивала из головы все мысли о том, что Ивонн нужна помощь.  Остался только страх - ужасный, давящий, невозможный. Она бы разрыдалась, как в детстве, но вода плотно сжимала ее, не давая вдохнуть, двинуться, сопротивляться.... Доминик шла на дно, не в силах сопротивляться стихии. Волны, поднятые яхтами на регате укрыли ее с головой, укачивали, усыпляли, под мороком спокойствия поили ее невкусной водой, а Мини не могла не позволить этой отраве проникать в глотку, легкие, все тело, чтобы сохранить себе жизнь. Невыносимые эмоции - они гуляли по организму, убивая ее по миллиметру, оставляя лишь смешным скомканным поплавком в гуще воды.
Такие кадры любят в фильмах-катастрофах.. тонкое девичье тело, почти как "распятье", медленно дрейфует в необъятном мареве воды... волосы разметались и замерли в незыблемом покое едва колышащейся из за своего же веса воды, безжизненные руки покоятся, как на подлокотниках трона... Доминик честно пыталась плыть (как умела, топором или по собачьи), в первые секунды пребывания в водной части порта. Но это безумие воды так напугало её, что первый же глоток воды, первый сгусток треклятой аш-два-о, прошедшей по глотке, вместо испуганного вдоха - практически убил её....

Ей снится сон. Не картинки из прошлого, не абстрактные идиотические мультики... ей снится, что она звонарь на колокольне. Что прямо вот сейчас необходимо заставить эти безумные колокола придти в движение, столкнуться металлическими боками, призывая народ к вниманию и подобострастию перед величием этого звона. Но слишком тяжело. Цепи-веревки, от языка в колоколе, до ее руки - невозможно дернуть. Она тянет и тянет и тянет, и раскачивает их, и раскачивается сама, а звука нет... Потом уже она совсем маленькая, бежит куда-то за братом, он падает, и раздается этот звон. Ужасающе громкий звон колоколов.... Доминик хочет закричать, позвать маму, хоть кого-то позвать; рявкнуть на звонаря, чтоб прекратил бить в колокол, что оглушает её сейчас... но голоса нет, и она сама звонарь. У нее получилось заставить колокола говорить; только очень тяжело всему телу, очень тяжело, будто она сама, всей тушкой, каким-то странным телекинезом, заставляет эти медные бока двигаться... Звон становится все громче, все ярче, из ушей пойдет кровь такими темпами.. но ей уже не страшно... внезапно, тело становится очень легким, звон остается, уши так же болят, но будто.. уже не она руководит этими колоколами.

Мини видит со стороны - свое тело, мужиков, аля Спасатели Малибу, какую-то суматоху... или это тоже сон? Очень холодно. Слишком холодно. Страшно. Очень страшно. - Она не дышит. Вертолет, код семнадцать, гони к берегу. Парень, склонившийся над Доминик продолжает делать массаж сердца и искусственное дыхание; наверное, это единственный момент, когда Ив может не ревновать, что губ Мини касаются чужие губы. Катер несется к берегу, кто-то орет про реанимобиль, а Доминик, по-прежнему, очень холодно. И колокола. Заткните их, кто-нибудь... она хочет вернуться в тепло того дня, когда праздновала с Ив свой день рожденья. Она хочет... хочет... хочет....
- БЫСТРЕЕ! отдававший сухие команды, спасатель уже орет. Они швартуются к пристани, кто-то разгоняет зевак и празднично одетую толпу, пришедшую на праздник. Он подбирает Янг на руки и бежит, по сходням, к площадке, единственной, куда могут посадить вертолет - благо, сегодня, из за праздника, он в воздухе, и патрулирует окрестности, где проходит праздник. - ДАВАЙ ВТОРУЮ СЮДА! кивок на Клос, суматоха ветра вокруг лопастей, и они уже в животе громадной металлической птицы. Вокруг Мини суетятся люди, тянут какие-то проводюльки, массаж сердца, воздух в легкие... а она спит. Ей уже хорошо. Она ничего не хочет. Кажется...

+1

26

Всё происходящее было каким-то неестественным, нереалистичным. Ивонн продолжала сидеть на днище катера, наблюдая за тем, как крепкие мужики в жилетах носятся вокруг Доминик. Что-то кричат, делают массаж сердца, искусственное дыхание. А Янг какая-то... не такая. Другая, с этими руками, безвольно раскинутыми в сторону, с синими губами и грудью, которая вдруг решила не утруждать себя элементарным дыханием. Она какая-то... мёртвая. И это ещё более странно, ведь Ивонн пробыла под водой больше времени, а сейчас сидит вполне себе живая и даже почти целая и здоровая. И не моргает, разглядывая татуировки на теле своей подруги. Но даже они стали ненастоящими. Будто по воску нарисованные. Всё это вызывало крайне неприятные ассоциации. С работой. Множество подобных восковых фигурок было изучено самой Грим за годы практики. Но ведь всегда это был кто-то чужой. Кусок мяса, порой протухшая плоть. А не Дом. И это всё ломало. Ив было не всё равно - совершенно не всё равно. Настолько не всё равно, что мозг отказывался воспринимать происходящее как действительность. Как реальность. Подобное состояние уже было пережито Грим однажды - и так не хотелось, чтобы оно вернулось.
     Сознание окончательно покинуло взлохмаченную голову, всё ещё мокрую от недавнего купания. Звук исчез, а всё вокруг превратилось в бессвязный набор картинок, сменяющих друг в друга в полнейшем беспорядке. Брызги воды, ботинки Ник, ноги спасателей. Тело Янг поднимают, уносят куда-то. Потом тот самый мужик, что вставил ей в нос но ватному тампону, поднимает Грим и забавно шевелит губами. У него изо рта неприятно пахнет кофе. Ив не любит, когда от собеседника дурно несёт, поэтому она резко отстраняется от спасателя, но тут же падает. То есть, садится на бортик катера - ноги ватные, до сих пор не хотят слушаться. Они словно губки впитали в себя очень много воды, поэтому теперь разбухли и не могли толково работать. Парень принял очередную попытку по переносу тело до вертолёта - на этот раз удачную. Погрузили. Усадили.
Со своего наблюдательного пункта Ив отлично видит, что делают врачи над телом её девушки. Это так странно. Тело её девушки. Определённо, это её тело. Грим помнила его до каждой родинки, до каждой царапины. И явно Никки не пошутила, подменив себя кем-то другим. Вот она. Здесь, прямо перед глазами. Лежит, истыканная проводами.
     Почему-то слух решил снова заработать, чтобы пропустить в мозг надрывное верещание дефибриллятора. От проходящего по телу тока мышцы сократились, тело вздрогнуло, будто живое. Будто. Чёрт подери... Но снова наступила тишина, хотя шевелящиеся губы и должны издавать какие-то звуки. Да и лопасти вертолёта тоже. Вертолёты же обычно громкие монстры. Но вокруг всё тихо, до тех пор, пока снова не зарядили машинку для воскрешения. Очередной протяжный стон машины, гулкий выстрел прямо в грудную клетку Янг. Эфирная пустота. Она не слышит, что говорят врачи. Не хочет этого слышать. Всё происходящее слишком искусственно, наигранно. Мы отказываемся верить в него.
     Куда-то прилетели. Несколько врачей прибежали с каталкой, на которую погрузили Доминик. Всё ещё в этих трубочках, всё ещё какую-то чужую. Не её, не клосовскую Янг. Клосовская Янг никогда бы не стала вот так просто валяться на тележке, будто смирившись с тем, что её нагло лапают и истязают током. Неправильно всё это. Неправильно.
     А тем временем к самой Клос тоже кто-то подходит. Её берут за руки - и мир переворачивается. Видно только небо, облака, солнце. Такие, какие они были на старте регаты. Треклятый мир... в этом всё его очарование. Что бы ни случалось с людишками, облакам и небу будет наплевать. Солнце сядет по расписанию, луна по этому же расписанию покорно взойдёт. И им совершенно наплевать на сумасбродство тараканов, дохнуших с одинаковым энтузиазмом что днём, что ночью.
     Картинки сменялись слишком быстро. Но реальность продолжала ограничиваться визуальным рядом. Палата. Кажется... да, точно. Палата. Ивонн стали светить маленьким фонариком в глаза . Что-то спрашивать - опять же, это предположение из движений губ доктора, что навис над Клос. Чего ему надо? Из носа уже всё достали, но, кажется, кровь не прошла. Или это просто послевкусие. Не понять. Да и вообще, Грим не хочет ничего понимать. Она закрылась в своей комнатке, не думая ни о чём. Села, уткнувшись лицом в колени. Одна. Как и раньше. Наедине со всем тем, что представляют сейчас её мысли - пыльное облако грязи, что давно смешалось с воздухом и теперь забивается в лёгкие, заставляя дышать всё тяжелее и тяжелее.
     Врач оказался недоволен поведением пациентки, поэтому на несколько секунд отвернулся, чтобы вновь появиться перед Клос со шприцем в руке. История, повторения которой совсем, совсем не хочется. И это заставляет Грим прийти в себя. Ну, почти. Частично. В ушах всё ещё успокаивающая тишина, однако тело очень быстро набирается сил, возвращаясь к своему привычному состоянию. Хотя, тоже нет. Не совсем привычному. Слишком напряжена, агрессивна, зла. Она не хочет никаких уколов. С ней всё в порядке! Пусть он лучше пойдёт к Доминик и сделает что-нибудь для неё. Если не поздно. А если поздно?...
     Но не дают даже подумать об этом. Врач старательно целится в вену, но Грим резко убирает руку в сторону, попутно выбивая второй рукой шприц. Неожиданно, да? Невиданная прыть от человека, только что сидевшего тупорылым овощем посреди палаты. Но она больше не овощ. Она хочет... домой. Закрыться ото всех, от всего этого бардака. И уж наверняка не дастся больше на откуп этим извергам в халатах, которые только и знают, что давать успокоительное и списывать все её странности на умственную отсталость.
     - Не трогайте меня!!! - Кричит. Странно, своего голоса тоже не слышит. Пытается выбежать из кабинета. Получается. Но перевернула тележку. Что-то металлическое рассыпалось по гладкому полу. Оглядывается вокруг - врачи, врачи. Их многo, они везде. Убегает налево - а сзади появляется врач. Наверное, он что-то крикнул, потому что несколько парней кинулись наперерез Ивонн. Она снова орёт. Матом. Не стыдится и не стесняется в выражениях. Тело рефлекторно вспоминает уроки айкидо. Остановилась, увернулась. Одного ударила по затылку, второго не без помощи инерции отправила целоваться со стенкой. Под руку попался горшок с цветами - полетел в медсестру. - НЕ ТРОГАЙТЕ!!!! - Безмятежная тишина в голове. Разве что звука волн не хватает. Кто-то всё же умудрился схватить сзади, крепко прижав руки к телу. Но Клос не сдаётся, продолжает колотить ногами. Падают. Вдвоём, но руки ей не отпускают. Грубая мужская хватка. - ОТПУСТИТЕ!!!! - А подмога уже подоспела. Опять этот шприц. И содержимое, пожалуй, организму до боли знакомое. Дёргает из последних сил руками, но её крепко хватают за запястья. Укол. Тепло по венам. Звуки возвращаются, хоть и до сих пор смутные, неясные. Зато пропадает картинка. Люди. Врачи. Не_люди. - Янг, - срывается напоследок.
     Истерика прошла.
     Мы отключились.
     И пусть весь мир подождёт.

>>> Больница Святой Терезы.

+1

27

Мечтам нужно сбываться. Я читал старые пыльные книги у Роземари дома - когда-то, кажется, в прошлой жизни - или в позапрошлой, - выбитые почти рукописным каллиграфическим шрифтом тексты с помпезными буквицами и иллюстрациями на грани фола, мне было что-то вроде семнадцати, может быть, больше, но кого это волнует... Трагические изломы рук, витиеватые объяснения в любви, заветы дряхлых волшебников в расшитых серебристыми ломкими звездами мантиях из тяжелой бархатной ткани; неизменная мораль в окончании, подытоживающая все, расписанное ранее - мечтам нужно сбываться. Горячные принцы должны встречать своих страстных малолетних принцесс, бедные - обретать неслыханные богатства, бессердечные - обзаводиться жизненноважными сентиментальными органами, заставляющими ронять слезы над каждым не вовремя сказанным словом.
Здесь так невероятно тихо, что кажется - воздух наэлектризовался, стал прозрачно-тонким, каждый вздох разрезает его на несколько частей, невыносимо пряный, острый, обжигающий воспаленную глотку, бьющий по слабым глазам - еще совсем немного, подожди, пожалуйста, не отвлекай, у меня слишком много дел, я занят, - я очень сильно занят... Сильные запахи окружающей среды обступают напряженные тяжелые веки, на них слишком много краски, - слишком темно, - я абсолютно спокоен. Свинцово-бледно, как это чертово небо тридцать два года назад - оно же одно на весь этот гребаный мир, я правильно понимаю? Одно-единственное? Тогда я понимаю, почему оно так часто бывает пасмурным. Работать на такую безблагодатную цивилизацию - одно расстройство...
Сегодня ты опять мне снился, навязчиво, как и обычно, со своей стандартной претензией, к которой склонен человек, прекрасно осведомленный о том, что в нем нуждаются и без него не обойтись; ты улыбался так открыто и искренне, что мне захотелось тоже, но остекленевшие мышцы отказались подчиняться; в один из моментов, когда ты наклонился так близко, что я чувствовал твое дыхание на своем лице, понял - в этом пласте реальности мне больше делать нечего, и стоит продвигаться вперед. Духовный (душевный?) прогресс - это достаточный стимул. Солнце зависло обжигающей дурманящей точкой на дрожащей линии горизонта.
Прищурившись, смотрю прямо на нее, пока внутри зрачка не начинает плясать сумеречный холодный огонь.
Я понял очень многое - например то, что вся тьма этого синтезированного мной крохотного мирка выходит именно оттуда, во влажном воздухе, расставив жабры, медленно растворяется то, что могло бы быть совершенно иным, если бы ход моего сознания повернул резко влево, или в какую-то радикально другую сторону, я не знаю точно, я не знаю; под ногтями остался солоноватый привкус - вчера я расправился с последним, его ноги судорожно дергались, изо рта вылетали призывные отчаянные хрипы - он был ключевым элементом, на котором замыкалась вся эта чертова выкроенная система, заставившая страдать стольких невинных людей - и меня в том числе. Запачканное в высохшем и крошащемся распятие тускло блестит на груди, отражая солнечный свет. Я не мог поверить ни в одного Бога, кроме того, который спал в моей постели. Помятый и засаленный от стольких чужих прикосновений образ лежит в кармане сумки - вместе с изрядной долей того, что не должно дать осечку хотя бы в этот раз. Хотя бы? Судьба складывается именно так, как было решено задолго до этого.
Мою мать звали Эрмтруд Штайнер, у нее были длинные темные волосы и глаза, словно битый асфальт, она была прекрасной женщиной, но никому не нужной, совершенно несчастной, поэтому она повредилась в рассудке, играла окружающими, как собственными коллекционными куклами, ужасно сердилась, когда что-то шло не так, как она хотела; я не имею возможности держать на нее какую-либо злость; я прощаю ее - в ее просторных комнатах всегда пахло сандалом и жженным деревом, кровать - безукоризненно застелена, на прикроватной тумбочке - стакан воды.
Я уехал с работы, попрощавшись со всеми так же, как и обычно - получил нужные деньги, подвел стершийся лайнер на верхнем веке, пристально уставившись в зеркало в фойе; зашел в какой-то просторный белый магазин и купил бутылку виски. Маленькую - меньше литра, - мне не нужно больше, я же всегда так быстро пьянею, так быстро пьянею... На выходе снова взглянул на себя в непрозрачную витрину: безукоризненно по-дамски уложенные волосы отливают синеватым, эту осанку уже никогда не сломать, сегодня без каблуков, поэтому все смотрят так странно, как будто бы подозревают в чем-то не совсем законн...
Моего отца звали Панкрац Штайнер, будучи в возрасте он прибавил в весе и стал совсем похожим на старого бюргера - вкупе со стилем одежды, этой всегда безукоризненной белизной рубашек, темными галстуками и идеально сидящими костюмами; он уделял мне мало внимания, а когда я попытался вырваться оттуда, совсем обезумел, но бумажная волокита всегда влияет на людей слишком плохо, его нельзя ни в чем винить; я прощаю его - толстые ровные стопки каких-то документов на его столе и старомодный светильник, отсвечивающий больным аптечным сиянием, я видел его через щель под дверью в его комнату.
Сегодня весь день не принимал таблеток, поэтому немилосердно клонит в сон; здесь, на дощатом покрытии, немного душно, поэтому снимаю с плеч накидку и раскручиваю длинный тюлевый шарф, удавкой повисший на шее. Сигаретный дым жжет под языком; от ментола замерзли искусанные губы. Первый глоток дается с трудом - волна тошноты накатывает, тут же отступая, и легкое опьянение бьет внутрь головы. Блистер, выуженный из пачки, в пальцах выглядит очень пошло - вероятно потому, что никогда не пользовался подобным. Не было надобности. Всегда засыпаю сам; не было надобности...
Мою родную тетку звали Роземари Керн, она была чертовски похожа на мать, только более педантична, немного выше и стройнее; даже будучи на несколько лет старше, она поддерживала как физическую форму, так и выверенный четкий порядок в собственной квартире. Бюст Гитлера на вишневом столе, книги о политике, испещренные неясными словами, значений которых я не помню, стандартный утренний кофе и подъем в шесть часов утра. Роземари была одинока, и это можно было понять, но вместе с тем она всегда страстно хотела детей, и как только я возник в ее жизни, она тут же взялась за меня со всем отчаянием одинокой националистки - последней преданной псины Рейха. Я прощаю ее за ее безграничную любовь ко мне - и пускай она простит меня.
Странные вопросы повисают внутри головы, все это - оно ведь так странно, верно? Первые десять таблеток уже отправлены внутрь - мне достаточно двадцати, чтобы потерять сознание на более продолжительное время, чем обычно. Я мог бы желать какой-нибудь безвременной отчаянной дезинтеграции, раствориться в вакууме, например - только чтобы меня никто не трогал, - но вопреки мне все эти стены действуют по собственным законом, придуманным, когда я в очередной раз отвернулся, чтобы подрисовать стершиеся брови.
Моего брата звали Эрвин Штайнер, и он простил меня.
В пару секунд помутнения в рассудке залпом вливаю в себя четверть бутылки - чертовски омерзительное чувство, это непередаваемо, невыносимо, - немного ближе к краю. Совсем немного. Я всегда боялся воды, но когда не о чем жалеть - когда все, что должно было, отпущено, - любые страхи пропадают. Любые страхи пропадают, когда ты свободен...
Голову кружит отчаяннее. Мечтам нужно сбываться, верно? Мечтам нужно сбываться... Любые страхи пропадают, когда мечты сбываются, сбываются, сбы...
Все происходит слишком тихо. За опущенными веками плещется эта бесконечная вода, бесконечная, как все то, что происходило, чему не видел завершений - все оказалось таким простым; я ведь, ненормальный моралист, привык, что нужно идти дальше поверхности... Дальше любых поверхностей. Завершающий рывок дергает поникшие плечи. Уже теряя остатки сознания, понимаю - дальше поверхности... Любые страхи пропадают, когда заходишь дальше любых поверхностей, - необработанные доски оставят зацепки на безукоризненно вычищенной одежде, меня это волнует, это единственное, что мне не нравится, - соскальзываю в воду окончательно, пока то, что было внутри головы, стремительно гаснет.
Горячая точка на горизонте стремится к закату.

+3

28

Тот, кто сказал, что нет на свете любви чище, чем любовь зависимого к наркотикам, и что только она не омрачена ядовитыми парами ревности и ненависти, может засунуть эти слова себе в задницу - Тиффани думает об этом, пока устало трет глаза, на пару секунд погружаясь в блаженную иллюзорную темноту, расчерченную лишь всполохами отпечатавшихся солнечных бликов. Она не помнит, откуда в голове далеко не дословная, неточная цитата, но сейчас многое могла бы высказать автору: особенно на тему ненависти, как к себе, так и к рамкам, установленным приемом веществ. Жаль, нет возможности, а мыслить вслух Тиф так и не научилась даже после периода вынужденного одиночества. Сейчас ей, как никогда, хочется иметь возможность высказаться, да только тема не из тех, которые можно завести в компании приятелей и даже в кабинете психоаналитика, если нет возможности довериться. Кто может спокойно принять ее исповедь, не подразумевающую отпущение многочисленных грехов? Понять и, что немаловажно, принять - не кивая сочувственно и уж точно не подразумевая унижающую жалость. Только идиот осмелится пустить к себе горящего человека. Горящего в серости.
"Знаете, несуществующий доктор", - думает Кросс, отнимая пальцы от покрасневших век, и надевает темные очки: дань не только псевдо-маскировке, но и воспаленным уставшим глазам, которым давно перестали помогать специальные капли, - "Можно быть известным, состоятельным, успешным. Кумиром, которого мечтают затащить в койку и просят расписаться на теле. Можно не беспокоиться проблемами с полицией, отношениями, заниматься любимым делом - но если прекратить принимать наркотики, то все это не имеет никакого смысла. Не приносит эмоций и только опустошает все больше и больше, и я давно не верю в пропаганду здоровья-которое-превыше-всего. Успешно пройденный медосмотр - херня, если ты этому не рад, не так ли?"
Ответа нет и быть не может, если только в ней не проснется ехидный внутренний голос, или наследственная шизофрения не даст о себе знать. Ни того, ни другого не происходит, поэтому Тиффани лишь пожимает плечами в пустоту, бесцельно блуждая по городу в поисках чего-то, что заполнит дыру, образовавшуюся после отказа от кокаина. Она даже толком не понимает, что делает на пристани - приходит в себя только тогда, когда останавливается метрах в пятнадцати от края, и удивленно оглядывается по сторонам, намертво игнорируя случайных туристов с дешевыми фотоаппаратами. Те, впрочем, быстро исчезают, остается только один человек, на которого Кросс без интереса смотрит пару секунд, прежде чем отвернуться. Пора возвращаться и забивать голову размышлениями о новых текстах, ужине для Паркера (вспомнить бы еще, что она готовила вчера, чтобы не повторяться - но девушка уже не помнит) и прочей мишуре, к которой с недавних пор полностью утрачен интерес. Да, пора возвращаться, только за спиной, когда Тиф поворачивается и делает пару шагов, раздается отчетливый и громкий всплеск. Машинальный взгляд через плечо: незнакомца на месте нет, два и два складываются в цифру пять, а блондинка ошеломленно застывает столбом. На секунду-две, не больше, прежде чем срабатывает какой-то до одури неправильный рефлекс, и Кросс подлетает к воде, где еще расходятся рябью круги.
Сумка падает в стороне, она вспоминает про телефон, оставшийся в кармане, но не тратит время, чтобы вытащить продукт мозговой деятельности Стива Джобса - даже ухитряется мрачно восторжествовать над печальной судьбой айфона-утопленника, прежде чем прыгает с пристани вниз, как была, при полном параде, и с наушниками, обмотанными вокруг шеи. Очки врезаются в переносицу, чтобы в следующий миг исчезнуть, распахнутая ветровка намокает, и несколько судорожных движений помогают с ней расстаться, прежде чем Тиффани распахивает глаза и пытается разглядеть в мутной воде человеческий силуэт. Ныряет, надеясь, что резкое погружение не станет поводом для судороги или чего-нибудь, не менее милого, и в два-три плавных гребка дотягивается до несостоявшегося - кажется - жмурика, притягивая к себе. Воздуха в легких слишком мало, чтобы действовать иначе, как на автомате... а дыра в груди исчезает, сменившись нарастающим жжением. Вверх, быстрее, отчаянно работая ногами и надеясь, что мокрая одежда не сыграет злую шутку, закончив ее дни в грязном водоеме - и голова появляется на поверхности, уже полностью избавленная от надуманных и не слишком, проблем. Давно пора было освежиться и восполнить нехватку адреналина, - говорит мистер Несуществующий Доктор.

+5

29

...Тебе больно? Это вряд ли; тебе же не бывает больно, чертов ты слабоумный сукин сын. Каменный ублюдок из прошлого века, зависший в гротескной позе плакальщика на кладбище. На твоем высоком лбу темным маркером нарисована кривая свастика - чувствуется влияние местных заплывших жиром политиков; возле тонких стоп - бутылка из-под коньяка и вялая гвоздика. Ты думаешь, кто-то придет на твои похороны? Ты думаешь, у тебя будут похороны? Давай начнем с логических выводов: ты думаешь - ты умрешь? Когда-нибудь... Ты умрешь?
Зеленоватая вода, принимающая в сладострастные объятья - легкие всплески мозговой активности, оборачивающиеся пьяной, нездоровой блевотиной, смешанной с кровью - она пропитывает солоновато и остро пропахшую сладковатым парфюмом кожу и раздражает проколы разной степени давности; судорога, прошедшая по телу, внушает панический страх. Если бы мог - (НО Я НЕ МОГУ, я же принял решение, я больше не хочу так, как происходит обычно, глупо, абсолютно идиотически, Боже, не хочу так) воспротивился бы, уперся, всплыл, хватая ртом воздух, - если бы мог, сделал бы что-то еще, пытаясь вызволить себя оттуда, откуда путей нет. После утопления в себе логическое завершение - совершить то же самое и с физической своей частью - прожорливой черной дырой, закованной в темные одежды на множестве застежек, замотанной в заостренную ярко-белую проволоку шрамов; ты думал, что ты будешь безмерно утонченным, верно, наряженный Офелией придворный шут; копии всегда остаются копиями, грим въелся в поры - даже если захочешь, ничего не изменится. Ничего никогда не меняется. Ты еще не понял? Состояние статично. Статично. Ста...
- Ты когда-нибудь видел подобное - нежелание жить, оборачивающееся беспрестанным проигрышем? Он мог бы быть красивым, если бы не был настолько уродливым. Любимая игрушка Бога; под гнетом этих изувеченных грибком пальцев сломается кто угодно. И ты. И я;
- Фатализм сворачивается непрозрачной черной лентой, теряя начало и конец; это так странно - уверенный в собственной правоте, ослепительно-блистательный во флере несчастья и тотальной тоски, он выглядит неимоверно комично, как будто бы не приспособлен к этому, как будто бы не знает, каково это - умирать; он притворяется, он прекрасный актер, время дают каждому, кто не имеет опыта.
(Наряженный Офелией придворный шут. Отравленный жемчуг под языком и кинжал между ребрами; отличительные черты? В глазах - томная печаль голодной дворовой псины. В пальцах - импульс амобарбиталов, расцарапавших нестабильную нервную систему. Замерзшие бедра и сорванное запястье.)
...Безразлично. Все это - безразлично, без-без-бес-БЕСтактно - кто сказал... Кто... (Вырываясь из сна, заходясь в тяжелом грудном кашле; потекшая под глазами косметика, ноющее тело; НЕТ, нет, нет, нет, я НЕ ХОЧУ ТАК, Я ТАК БОЛЬШЕ НЕ ХОЧУ!) Кто сказал, что можно будить тех, кто приготовился заснуть навсегда, кто сказал, что быть камнем на дне - это самая плохая перспектива из существующих (Я ВСЮ ЖИЗНЬ - НА ЧЕРТОВОМ ДНЕ!) - кто...
В странной позе полулежит где-то рядом, шумно пытаясь отдышаться; светлая копна волос и изломанная фигура глубоко уставшего человека - без моральных изысканий. Все очень просто. И без одежды меня тоже не слишком просто поднять, обладая типичной женской комплекцией, - если бы не обожженная глотка, я кричал бы во весь голос. Я кричал бы, пока весь мир не оглох к чертовой матери, пускай от моего крика эта земля разверзнется, разорвется на части, на мелкие клочки... Я кричал бы, но вместо этого - молчу, уставившись на нежданную спасительницу. Я молчу. Мне нечего (нечем) сказать.
Сознание снова кренится куда-то в сторону - вполне отчетливо, - откидываюсь обратно на доски. У меня снова ничего не вышло. Ничего не вышло. Плечи начинают подрагивать - судорожно. По-бабски. Шаблонно - как текст в покупных открытках, - ничего не вышло. Сбившееся дыхание мешает попыткам сосредоточиться. Немного... немного холодно. Изнутри костей. Там холодно. Правда.
Сумка осталась где-то там. Внизу. Не найти даже сигарет... Если бы... Забыл, о чем думал, забыл, совсем, вылетело из головы, в ней так блаженно-пусто - вновь приподнимаюсь, буравя взглядом девушку. Зачем? Мокрые волосы липнут к лицу. ЗАЧЕМ???

+3

30

Зачем быть женщиной, если не собираешься рожать детей? - она клянет весь человеческий род и его бабскую составляющую в частности, пока валяется, почувствовав, наконец-то, твердую поверхность под ноющим телом. Слишком хрупкое вместилище для столь блядского характера, помноженного на умение вляпываться в неприятности: ей бы родиться мужиком, и жизнь сразу стала бы в десятки раз проще, а проблем - меньше, но не судьба, видимо.
А если жрать стероиды, интересно, будет какой-нибудь толк? - чудесное место и время, чтобы задумываться о подобных вещах, потому что сейчас Тиффани только и остается, что думать. Нет сил, чтобы встать, они всецело ушли на процесс изъятия человеческого объекта из воды, и остатки теперь стремительно улетучиваются через попытку вывернуть выжженные легкие наизнанку.
Глотает воздух часто-часто, с надсадным хрипом и перерывами на вынужденный кашель - из-за этого никак не может восстановить дыхание, унять сердцебиение и крупную дрожь, от которой даже скелет, кажется, сотрясается на манер желе. Успевает пообещать себе и окончательно бросить курить, и никогда больше никого не спасать, и... чертову кучу вещей Кросс обещает себе, уговаривая тело подчиниться, постепенно переходя к мысленным угрозам.
Легче становится через несколько минут, если кто-то рядом засекает время, то через три и двадцать пять, примерно. Настолько, что она, наконец, подчиняет себе набор из мышц и костей, устанавливая эту чужеродную конструкцию в положении "сидя", опирается для верности на руки и в третий раз открывает глаза: первая попытка была провальной из-за мерцающих темных пятен на том месте, где должен был открыться чудный пейзаж, вторая окончилась резкой болью в висках и слезами от яркого, по контрасту, света, последняя все-таки увенчалась успехом.
Брошенный рюкзак валяется в полуметре, Тиф машинально тянется к нему и начинает рыться внутри, словно надеется увидеть одеяло и тумблер с кофе в придачу - разумеется, там нет ничего даже отдаленно похожего, зато валяются наполовину пустой блок "Лаки Страйк" и упаковка "Аддералла". Сигарета наполовину промокает от льющейся с волос воды, но девушке это уже не мешает. Кто-то только что мечтал бросить? Забудьте, это издержки шокового состояния, которые лечатся ударной дозой никотина и амфетаминосодержащих таблеток.
- Не похоже, что ты упал
, - она бросает взгляд вниз, но на поверхности воды уже нет ни ветровки, ни очков. Смотреть на человека напротив Тиффани хочется меньше всего, поэтому блондинка старательно оттягивает момент, увлекшись инспекцией карманов. Мятая и мокрая пачка сигарет летит, чтобы разделить судьбу мелкого мусора, старательно выбрасываемого туристами, следом отправляется мобильный телефон и плеер с наушниками, наверняка уже нерабочие от попавшей в корпус жидкости. Плевать, теперь она может позволить себе купить с десяток технических штучек, не ломая голову над тем, где взять денег. Проблема лишь в том, что даже это не вызывает никаких эмоций.
- Мне холодно, и я чувствую себя отвратительно. Если хочешь знать, это вышло случайно, и в знак извинения я могу скинуть тебя обратно, - говорит Кросс, выжимая волосы и майку. В кроссовках мерзко хлюпает, ледяная одежда липнет к коже, дрожь пока не спешит униматься, и душу вовсе не греет осознание того, что ни один таксист не согласится ее подвезти. Придется пешком идти несколько кварталов, потому что единственное средство связи (Привет, Мэтью, а ты не хочешь спасти меня от бронхита, цистита, синусита и пиелонефрита?) уже упокоилось на дне - черт побери, спасение людей выглядит красиво только в фильмах со Стэтхэмом. А когда в реальности эти люди смотрят на тебя с укором Хатико (ну или ей кажется, что неудивительно) и готовы, кажется, излить все свое негодование по этому поводу... пиздец, вот так в ней и умрет все самое чистое и светлое.
"И я тебя знаю",
- сложно отгадать лощеного визажиста, который парой слов "построил" истерящую Джонни, в этом мокром человеке с липнущими к лицу волосами и разводами потекшего макияжа, но она все-таки его узнает, хотя не находит в памяти даже намек на имя. Так странно.

+2

31

Мимолетно задевая ногой илистое дно, поднимаешь монотонные брызги морской пыли - плывущие вверх, они окончательно портят все возможные эстетические красоты - если можно пытаться их искать в подобных ситуациях, - как в слоу-моушн, глина подлетает почти взрывным залпом выше, чем, вероятно, ожидалось; гнилые снулые мысли в развороченных внутриголовных внутренностях. Водовороты - блекло-зеленый цвет, как дешевый абсент или тусклые изумруды, - пожирают ненужное, самостоятельно определяя ценность тех или иных суждений, - кому какое дело. Руки неминуемо дрожат - пропускаю через пальцы слипшиеся от лака влажные пряди, убирая куда-то назад, - сознание плывет, пьяное, растрепанное, как побитая шлюха; изламывается от приглушенных рыданий, на которые физиологически не хватает ни сил, ни достаточного желания, - Ваш чертов менталитет... - единственное, что приходит на ум - где-то далеко по всем правилом игры его уже давно вымыло из всех возможных физиологических отверстий, - голос сорван бессовестно, безжалостно, и если он мог звучать еще хуже, чем обычно - сейчас все возможные планки сбиты.
Я безразлично-пьян, меня тянет ко сну, и там, возможно, я смог бы выспаться, оставив в стороне все эти помпезные речи и захватывающий дух пафос средневекового рыцаря-неудачника; мне нужно что-то сказать, нужно что-то... ЗАЧЕМ МНЕ РАССЫПАТЬСЯ В БЛАГОДАРНОСТЯХ, ЕСЛИ Я ДОЛЖЕН ПРОДОЛЖАТЬ ВСЕ ЭТО; нет, это решительно смешно... Решительно... Истерика накатывает, как эти чертовы волны; сильно саднит шея где-то сзади - Бога со мной больше нет. Этого выломанного похабного символа веры на кракелюрном серебре... Нет. Сорвался вместо меня.
Тихий смех. Как ни странно - мой.
- Пятый раз. Красивое число. И снова ничего не получилось. Комедия.
Разве это не смешно? Я был бы прекрасным заместителем пресвятого Бастера Китона на этой чертовой земле - никогда не улыбаясь, вообще не меняя каменного выражения лица, терпеть неудачи одну за другой, прыгать с мостов и постоянно спасаться силами самоотверженных пассионариев разной степени развитости; ничего более смешного со мной произойти не могло. Это можно было предсказать. Может быть, я бессмертен. Может быть... может быть, у меня осталось еще четыре жизни. Можно ни в чем себе не отказывать. Ха-ха.
Мутное изорванное расходится перед глазами; чертовы колеса вытравлены из рассудка внезапным всплеском адреналина - я уже начал засыпать, но меня снова разбудили, а вся эта жизнь стремится именно к тому, чтобы я выспался, мне никогда не удавалось, никогда не удавалось... Идет кровь носом. Каким-то детским жестом утираю ее насквозь мокрым рукавом тонкого джемпера, похабно облепившего руки; если запрокинуть голову, она закружится так, как будто из-под ног выбили остатки почвы. Почему "как будто"... Действительно, почему.
Ключи остались в кармане. Никогда не покину это место. Во всех смыслах. - Простите. Мне очень не хотелось... идти дальше.
Я понимаю твое праведное возмущение - поступила честно, так, как пишут в учебниках про мораль и благотворительность, но это - не всегда ключевой элемент, ты же понимаешь, бросаться грудью на амбразуры может каждый, а отпустить первого попавшегося, закрыть глаза... На то, что происходит... Я прошел бы мимо, театрально усмехнувшись над чьей-то загубленной судьбой... И вот сижу здесь - в абсолютно плачевном состоянии, с диким недомоганием во всех членах, свинцовой сонной тяжестью в веках и без какого-либо соображения на тему того, что будет происходить после... Много после... Зачем тогда ты приходил, если знал, что ничего не  получится? ТЫ ОБМАНУЛ МЕНЯ. В ОЧЕРЕДНОЙ РАЗ ТЫ ОБМАНУЛ МЕНЯ, ПОПЫТАЛСЯ ОБВЕСТИ ВОКРУГ ПАЛЬЦА, Я ЗНАЛ. ЧТО ТЫ ДО СИХ ПОР НЕНАВИДИШЬ МЕНЯ!
Промерзший и промокший, как гребаный среднестатистический бродяга. Интересно, консьерж пропустит меня в собственную квартиру... "Вы знаете, я пытался подохнуть, но меня в очередной раз спасли"... Заперевшись дома и выпустив чертова лысого инопланетянина погулять, можно завершить все достаточно закономерно. Без лишних спасителей. Верно? Я правильно говорю?

+3

32

Усталость безразмерная, безграничная, и не лечится - что-то вспыхнуло секундой раньше и сразу же потухло, вернув миру растрепанное существо с агрессивной ухмылкой. Поступать ПЛОХО даже тогда, когда пытаешься поступить ХОРОШО - что это, карма, судьба, фаталити-предначертанное-мать-его? Просто смириться и плыть по течению, признать натуру целиком и полностью, отречься от наивной веры в самое себя: глупо надрываться, вытягивать жилы, поднимая его обратно на причал, чтобы таким образом дать волю слабости, позволяющей где-то в душе звенеть колокольчику "лучше, чем вы обо мне думаете". Нисколько не лучше, если причиняешь страдания, даже спасая.
Четыре таблетки на ладони; подумав, добавить еще столько же, чтобы вышла суточная доза: она не вспоминает о том, что перед поездкой в университет уже выпила половину, кажется... нет, шесть штук - и восемь сверху, этого хватит наверняка. Очередная вопиюще-нелогичная глупость, жрать полулегальные амфетамины упаковками, якобы отказываясь от наркотиков; печень, правда, об этом не знает, все так же охуевая то от степени убойности веществ, то от их количества.
- Пять попыток? - бровь живет отдельно от застывшего неподвижно лица, переломанной линией вторя саркастичному тону голоса, - Сразу видно творческую личность, - он ее не узнает или просто не подает вид, не важно. Тиффани и без того чувствует, что перед ней не тот человек, которому есть дело до попсовой шумихи, и это заставляет странным образом расслабиться: вот так, сидя на досках во влажной одежде, чувствуя, как по спине текут мерзкие капли, с трудом затягиваясь от мокрой сигареты, она, тем не менее, чувствует себя сво-бод-но. Посещает мысль о том, что она может легко рассказать все, что только захочет, и уйти, чтобы быть забытой раньше, чем отзвучит эхо последнего слова.
Вторая сигарета сразу за первой, нечем запить таблетки и приходится глотать прямо так, давиться ими и дымом, забывая про холод после нового приступа кашля. Черт побери, да кто из них тонул только что, чтобы так кашлять?
- Я знаю, что это, - ни капли фальшивого сочувствия и липкой жалости, ее голос такой же ледяной, как вода, что льется по-прежнему с волос, доставляя определенный, но потихоньку отходящий на задний план дискомфорт. Я знаю, что такое подыхать морально, съезжать крышей на сторону и полностью заменить еду в своем рационе на наркоту, которая хоть как-то поддерживает безумную веру. Отличие лишь в том, что моя ебанутая вера так и не дала мне вскрыться, а теперь уже поздно. - не считает нужным озвучивать, расспрашивать, вправлять мозги и возвращать на путь истинный. Зачем? Неоконченный второй курс по специальности психолога еще не дает право словесно трахать чужие извилины, да и было бы право - нет желания. Хочется только согреться и выпить кофе. Можно даже не одну чашку.
- Меня, кстати, зовут Тиффани. Можешь не представляться, в принципе - самоубийство не повод знакомиться, - пожимает плечами, осторожно оглядывается и пытается понять, стоит сейчас пытаться встать или это светит приступом головокружения. Странный, очень странный день - университет и тонущие немцы, судя по акценту: даже в ее практике такое не часто случается.

+3

33

Взорванная голова. Вы говорили что-то про войны? Про бесконечное количество жертв и памятные таблички, борозды от пуль на гранитных стенах, разлад в государственном строе? Романтизированный пафос зашифрованных посланий, сладкие объятья солдатов в окопах, поцелуи, пропахшие потом и гарью, неловкие касания грубых рук с коротко остриженными ногтями; больная фантазия несовершеннолетнего эротомана, мучающегося от ночных поллюций и замедленной реакции. Я был бы паршивым бойцом, откровенно паршивым, во мне нет ничего, кроме бойкой страсти к выражению личного мнения, один удар - навылет, - разлет белых перьев на фоне багровых тяжелых куртин, солилоквий окончен по причине незамедлительной смерти помпезного карикатурного клоуна с безразмерной глоткой; неразумные правят бал, болезненные замкнуты глубоко в себе, некрологи размножаются, пачкая руки типографской краской. Детские романтические дневники Алекса Штайнера. Страница первая: сегодня я умер в первый раз, меня звали Лордом-белоручкой, а темные грачи склевали мои глаза с поверхности изрезанного лица. Доброе утро, господин Штайнер, мы рады Вас видеть. В очередной раз. Добро пожаловать в этот НЕОПИСУЕМЫЙ, ПРЕКРАСНЫЙ, НЕВООБРАЗИМЫЙ, УДИВИТЕЛЬНЫЙ мир обратно.
Пьяный, мокрый вдрызг и больной, ты все прекрасно понимаешь, тянешь свои изнеженные пальцы к карманам в поисках сигарет - а их нет, точно так же, как нет ничего больше - достигнуть красот погибели в статусе Йозефа Геббельса, Серого Кардинала всего человеческого рода, сомкнувшегося плотным кольцом вокруг разрушающегося Рейха - просто усталый, болезненно-взрослый несчастный наркоман. Можно любить себя бесконечно много, онанировать каждый вечер, целовать зеркала, встречающиеся на пути, но отрицать очевидное - лгать самому себе, отрицать свое божественное происхождение... Быть, как окружающие. Такой чести мы не достойны. Никто из вас... не достоин такой чести... от меня.
- Самоубийство - повод умереть.
Был. До какого-то времени. Фатализм происходящего - раковая опухоль, скалящаяся на солнечный свет через прорванные зрачки; ей тоже холодно, мокро и весьма паршиво - почему это ни капли не волнует? Темный осадок, досада и детское неприятие факта продолжения собственной жизни. И чертов телефон, которого уже нет - оборванная связь с окружающим миром. Ноет ссадина на скуле. Нахальный мальчишка показал, чего я на самом деле стою. Со мной больше нет той прекрасной кисти, позволяющей мне бить точно в сердце. Со мной больше нет прогнивших остатков Бога на кожаном шнурке. Надсадно болящая грудная клетка и блюющее осколками запястье. Может быть, сломал. Неизвестно. Ничего... ничего не знаю. Отъебитесь от меня. Ничего не знаю.
Сорванный вздох внутри. Хрипло и ломко - говорить по-английски получается на автомате. Плохо. Очень плохо. Неусваиваемый воздух. Колеса дают отдачу (слышишь... что за шум... выстрелы? война началась? ха-ха... это очень смешно)
- Алекс. Я напишу на Ваше имя благодарственное письмо.
Примерный план на ближайшее время - когда кончится эта чертова стрельба, - пробить чего-то тяжелее и попытаться утопить самого себя в ванной. После чертовой грязной воды сильно знобит от одного лишь ощущения того, что все настолько мерзко... Настолько... - Я могу угостить Вас кофе или чем-то более горячительным... Если смогу встать.
Если смогу дойти до дома, начать заниматься чем-то бытовым, противясь экзистенциальным мыслям и прочей паршивой рефлексии... Если смогу перебороть собственное желание оттолкнуть ее сейчас и вновь броситься в эту чертову гребаную воду. Может быть, получится хоть в этот раз. Эффект неожиданности... Все дела... Не хватает фейерверка и завершающей речи. Верно? Я же... Я же прав... Наверное... Ха-ха... Боже, это так смешно, так чертовски смешно, этот алкоголь делает из меня сущую истеричку... Слезы на глазах и хриплый асимметричный смех, рвущийся из глотки, раздирающий воспаленную гортань; ведь это... так весело... Почему ты не смеешься...

+1



Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно